Оглавление

Введение. 3

История возникновения. 3

Участники общества. 5

Владимир Соловьев (1853—1900) 7

Вячеслав Иванов (1866—1949) 10

«Резонансные дискуссии и мировоззренческие идеи». 13

«В поисках выхода из кризиса». 14

«Дискуссионные проблемы 1914-1918 годов». 15

Заключение. 18

Библиографический список. 19

Введение

Первая мировая война долгое время рассматривалась как постыдный период жизни нашей страны, который не оставил глубокого следа, прежде всего, культурно-идеологического, в жизни русского общества начала 20 века. Но с каждым годом внимание и интерес в этой теме ощущается все сильнее. Пристальному изучению подвергаются ранее запретные и мало освещенные вопросы. В биографиях многих деятелей культуры и искусства, науки и политики вдруг начинают отдельным, явным мотивом прослеживаться строки о 1914-1918 гг. ХХ столетия. На наш взгляд, важно изучить этот период с разных точек зрения, высветить различные идеи и взгляды на войну, общественную жизнь, зарождавшиеся философские идеи. В своей работе мы обратились к деятельности объединения, оставившего заметный след в идейной жизни страны в начале 20 века – «Московского религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева».

Целью нашей работы стало выявление основных идеологических позиций членов общества, заявлявшихся в период довоенного и военного времени.

Намеченную цель планируется реализовать посредством решения следующих исследовательских задач:

1. Собрать информацию об обществе, его участниках и основных этапах деятельности.
2. Изучить биографии и творческие пути выдающихся деятелей общества.
3. Проследить пути формирования и изменения основных взглядов и идей участников общества.

История возникновения

Идея общества возникла в начале 1905 года. Ему предшествовала религиозно-философская секция Студенческого историко-филологического общества, созданная при Московском университете в 1902 году профессором Московского университета князем С. Н. Трубецким. В создании МРФО также участвовало «Христианское братство борьбы». Формально общество было зарегистрировано в ноябре 1905 года уже после смерти князя Сергея Трубецкого. Ближайшее участие в его организации приняли С. Н. Булгаков, В. П. Свенцицкий, Е. Н. Трубецкой, В. Ф. Эрн и московская меценатка Маргарита Кирилловна Морозова. Первым председателем общества был избран Григорий Алексеевич Рачинский (1859—1939), литератор, переводчик и философ, редактор последних томов Собрания сочинений Вл. С. Соловьёва, редактор Собрания сочинений Фридриха Ницше, близко стоявший к кругам московских символистов и в особенности к Андрею Белому. Рачинский был родственником Морозовой — женат на её двоюродной сестре Т. А. Мамонтовой. E. H. Трубецкой отзывался о нём как личном глубоко преданном друге В. С. Соловьёва, разносторонне образованном человеке. Субсидировала общество также М. К. Морозова.

На первом заседании вновь открытого общества, состоявшемся ещё до его официального утверждения в ноябре 1905 г., с докладом «Христианское отношение к собственности» выступил В. Ф. Эрн. 21 ноября 1905 г. с докладом «Христианское братство борьбы и его программа» выступил В. П. Свенцицкий. Устав общества был зарегистрирован лишь 1 августа 1906 г. При обществе был создан музей Владимира Соловьёва, и многие выступления были окутаны атмосферой почитания его философии. Собрания общества происходили в домах Морозовой на Смоленском бульваре, 26/9, Знаменка, 11, Новинский бульвар, 103, Мёртвый переулок, 9, а также в «Польской библиотеке» (Милютинский переулок, 18), в Политехническом обществе (Малый Харитоньевский переулок, 4), в Московском городском народном университете имени А. Л. Шанявского (Миусская площадь), в Синодальном училище (Большая Никитская улица, 14), в Богословской аудитории Московского университета, в Коммерческом институте (Большая Серпуховская улица, Стремянный переулок, 28), в Большой Соборной палате Епархиального дома (Каретный ряд, Лихов переулок, 6.

Организаторы МРФО рассчитывали на дальнейшее распространение своей инициативы в других городах, по их мысли подобные религиозно-философские объединения, «должны явиться первоначальными точками, вокруг которых будут накопляться религиозные силы, а затем — и это еще важнее — органами самосознания религиозного движения, так сказать, его мозгом». С ноября 1906 года до мая 1907 года количество участников увеличилось с 40 до 300 человек. Всего было организовано 15 закрытых заседаний и 16 публичных лекций, которые посещали от 250 до 600 человек. Духовные лидеры общества приветствовали Февральскую революцию 1917 года, некоторое время витала идея Религиозно-философской академии в Москве. Однако по мере радикализации политических настроений в стране настроение докладчиков подверглось изменению: так темой доклада Сергея Дурылина на лекции 29 апреля 1918 года стал «Апокалипсис и Россия».

Версию создания общества в 1905 году, озвученную исследователями С. M. Половинкиным, В. Кейданом, подробно анализирует и подвергает сомнению Яна Владимировна Морозова. По её мнению, МРФО могло возникнуть не раньше 1906 года, и его создание она приурочивает к несостоявшемуся приезду французского философа Анри Бергсона по вине главы московских философов Л. М. Лопатина, уклонившегося от хлопот по приёму французского учёного в Москве и организации приветственных речей и докладов на французском языке.

Чтобы не зависеть от инертности философов-чиновников, и было решено Маргаритой Морозовой организовать Московское религиозно-философское общество памяти Владимира Соловьёва[1]

Участники общества

Общество было разнородным по составу: наряду с православными участниками «Кружка ищущих христианского просвещения» здесь присутствовали символисты (Андрей Белый, Вяч. Иванов и др.), теософы и антропософы. Первое публичное заседание 5 ноября 1906 г. с докладом С. Н. Булгакова «Достоевский и современность» собрало более 500 слушателей. Затем последовали рефераты Д. Д. Галанина «Мое религиозное мировоззрение», В. Ф. Эрна «Методы исторического исследования и «Сущность христианства» Гарнака и В. П. Свенцицкого «Террор и бессмертие». За неимением своего печатного органа его участники публиковались в журналах «Вопросы философии и психологии», «Русская мысль», «Московский еженедельник» и т. д. В 1910 году его членами было учреждено философское издательство «Путь». Кроме этого, с марта 1907 года при обществе был создан «Вольный богословский университет» усилиями В. П. Свенцицкого и В. Ф. Эрна. Наиболее значительными были доклады С. Н. Булгакова, князя Е. Н. Трубецкого, В. Ф. Эрна, Н. А. Бердяева. Среди прочих ораторов были С. А. Алексеев (Аскольдов), Андрей Белый, С. Н. Дурылин, В. В. Зеньковский, Вяч. Иванов, Г. А. Рачинский, В. П. Свенцицкий, С. М. Соловьев, С. Л. Франк, П. А. Флоренский, П. П. Блонский, Б. А. Грифцов, Б. Г. Лундберг, А. А. Сидоров, Б. Г. Столпнер, С. И. Гессен, Лев Шестов. В 1914 году перед участниками общества выступил индийский музыкант и философ проф. Инайят Хан, о чем он вспоминает в своей автобиографии. По отзыву евразийца Н. С. Арсеньева о собраниях МРФО:

Заключительное заседание Московского религиозно-философского общества произошло 3 июня 1918 года. Докладчиком выступал С. Н. Булгаков, его тема — «На пиру богов (Современные диалоги)». Бывшими участниками общества осенью 1919 года была основана «Вольная академия духовной культуры» (инициатор Н. А. Бердяев). Академия просуществовала до момента высылки из России в августе-сентябре 1922 года группы деятелей науки, культуры и философии на так называемом «философском пароходе».

Владимир Соловьев (1853—1900)

Владимир Сергеевич Соловьев родился 16 (28) января 1853 г. в Москве в семье известного историка Соловьева. Окончил Московский университет в 1873 г., в следующем — защитил магистерскую диссертацию («Кризис западноевропейской философии. Против позитивистов»), а в 1880 — докторскую («Критика отвлеченных начал»). После того как в марте 1881 г. Соловьев, выступил с речью, направленной против смертной казни (в связи с убийством Александра II народовольцами), он был вынужден оставить преподавательскую деятельность. В 1880-х гг. он выступал преимущественно как публицист, проповедуя объединение Востока и Запада через воссоединение церквей, отстаивал право человека на свободу совести, высказывался против национально-религиозной дискриминации. 1890-е гг. Соловьев посвятил философской и литературной деятельности, он также переводил Платона, вел философский раздел в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона.

Избрав своим философским делом оправдание «веры отцов» на «новой ступени разумного сознания» и отвергая материалистические учения, Соловьев предпринял наиболее значительную в истории русского идеализма попытку объединить в «великом синтезе» христианский платонизм, немецкий классический идеализм (главным образом Шеллинга) и научный эмпиризм.

В основе философии и поэзии Вл. Соловьева лежала восходящая еще к Платону идея «двоемирия»: земная жизнь — это всего лишь отражение, подобие «потустороннего», «незримого очами» и постигаемого только верой сверхчувственного мира «высшей» и «подлинной» реальности. Вместе с тем в учении Соловьева очень значительную роль играла характерная для религиозного сознания надежда на духовное возрождение человечества к новой, лучшей жизни. Соловьев утверждал, что старый мир, изменивший божественной правде и погрязший в грехах, уже заканчивает круг сво¬его существования и что приближается предсказанная в Апокалипсисе «эра Третьего завета», когда на земле воцарятся мир, справедливость и истинно христианская любовь.

Поэтов-символистов прежде всего привлекало в учении Соловьева его неортодоксальное для христианства решение космической темы — на почве платоновского мифа об эротическом восхождении. В трактате «Смысл любви» (1892 — 1894) Соловьев развивает мысль о том, что совершенная любовь между полами способна восстановить целостность человека и мира и ввести их в бессмертие. Пантеистическая и эволюционистская идея, присущая космологии Соловьева, роднит его концепцию с космически-преобразовательными идеями Н. Ф. Федорова и К. Э. Циолковского.

Некоей гармонизацией этих двух сфер — космической и социальной призвана была служить метафизика Соловьева, собственно философская доктрина «всеединства» и религиозно-поэтическое учение о Софии. Это всеединство не только мыслилось философом, но и романтически представало перед ним в лице Софии — «Вечной Женственности» — Жены, Облаченной в Солнце, дарующей миру нового Бога. Стихи «софийского цикла», а также эстетическая концепция Соловьева оказали огромное влияние на поэзию и теоретические искания русских символистов, видевших в Соловьеве олицетворение переломной эпохи.

В конце жизни Соловьев, исполненный катастрофических предчувствий, отходит от прежних своих собственных философских конструкций в сторону христианской традиционной эсхатологии.

Владимир Соловьев стоит у истоков «нового религиозного сознания» начала XX века, богоискательства и религиозной философии Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, С. Н. и Е. Н. Трубецких, П. А. Флоренского, С. Л. Франка и др.

Как поэт Владимир Соловьев выступает в печати в конце 70-х гг. XIX века. Собственное поэтическое творчество его невелико по объему и интересно главным образом как художественная иллюстрация его мистических исканий. Он был сторонником «чистого искусства» и продолжателем поэтических традиций А. А Фета. Соловьев не принадлежал к числу символистов и во многом не принимал их эстетику. Однако некоторые из них (А. Блок, А. Белый и др.) считали его своим «духовным отцом».

Как художественное направление русский символизм прошел в своем развитии три этапа.

Первый этап, охватывающий период 1890-х гг., — зарождение течения, когда оно было модернистским по своему содержанию и одним из проявлений литературного декадентства. Эстетическая программа символизма в это время еще только складывалась в творчестве Бальмонта, Сологуба, Брюсова и некоторых других.

Второй период русского символизма обозначился с начала 1900-х гг. В это время происходит окончательное оформление символизма в самостоятельное течение, определяются философские и эстетические принципы школы, формируется и ее художественная система.

В 1900 г. умер Владимир Соловьев. В сознании молодых поэтов — А. Белого, А. Блока, С. Соловьева — вторую жизнь получает соловьевская идея ожидания «Вечно женственной». Все их творчество окрашивается сильным влиянием мистической лирики и философии.

В это же время выходят сборники поэтов, которых нельзя назвать молодыми по возрасту, но которые впервые выступили с отдельными книгами, — Вячеслава Иванова и Иннокентия Анненского. Новое качество приобретает поэзия уже известных публике Бальмонта, Брюсова, Сологуба.

События первой русской революции 1905— 1906 гг. положили начало новому, последнему этапу в развитии поэзии символизма. Они в корне изменили лицо поэзии, направление и характер творческих поисков, судьбу самих поэтов. Именно в этот период наиболее отчетливо выявились противоречия между теоретическими декларациями символистов и их художественным творчеством, в более непосредственной форме выражавшим вторжение в искусство тем и идей, рожденных новой эпохой[2].

Вячеслав Иванов (1866—1949)

Вячеслав Иванович Иванов родился в Москве. Отец его был землемером, мать, на попечении которой будущий поэт остался с раннего детства, происходила из семьи священника и своей религиозностью оказала большое влияние на сына. После окончания гимназии В. Иванов поступает на историко-филологический факультет Московского университета. В 1886 г. Иванов уезжает для продолжения образования за границу. В Берлине он занимается у знаменитого историка Древнего Рима Т. Моммзена. За границей, преимущественно в Италии, Иванов прожил девять лет, возвратившись в Россию только в 1905 г. Все это время он изучал сочинения славянофилов, увлекся философией Ницше и В. Соловьева, во многом предопределивших мотивы его поэзии. Дебютировал в литературе в 1898—1899 гг., опубликовав ряд произведений в журналах, но первым крупным его выступлением стала книга «Кормчие звезды», вышедшая в 1903 г. Уже в ней определяется основной круг тем и образов его поэзии, проявляется творческая манера и стиль. Он быстро стал крупнейшей фигурой в кругу символистов, заняв место рядом с А. Блоком, А. Белым и другими поэтами «второй волны» символизма. Литературные «среды» в петербургской квартире В. Иванова (в «Башне») в 1905—1907 гг. привлекали многих известных писателей.

В. Иванов выступал не только как поэт, но и как крупнейший теоретик символизма. Он решительно отделяет понятие «символ» от понятия «аллегория»: «Аллегория — иносказание; символ — указание». В основе символов, по его мнению, лежат древнейшие народные представления о человеческой жизни, о природе, о мире вообще: «Символы — переживания забытого и утерянного достояния народной души». Поэтому «творчество поэта — и поэта-символиста по преимуществу — можно назвать бессознательным погружением в стихию фольклора. Атавистически воспринимает и копит он в себе запас живой старины, который окрашивает все его представления, все сочетания его идей, все его изобретения в образе и выражении».

Истоки поэзии В. Иванова во многом связаны с религиозно-мистическими поисками «соборности», под которой поэт понимал преодоление людской разобщенности, «буржуазного индивидуализма» эпохи. Определяющим мотивом становится надежда на новую эру в судьбах всего мира и человечества, торжество «синтетического», «всенародного» искусства и красоты, которое может быть достигнуто путем обновления религии. Поэт, по утверждению Иванова, — «религиозный устроитель жизни», а религия — «чувствование связи всего сущего и смысла всяческой жизни». В. Иванов, как и большинство символистов, отвергал материалистический, социально-политический подход к истории и обществу. Важное место в поэзии Иванова занимает идея культурной преемственности, отсюда постоянное внимание поэта к миру античной Греции, итальянского Возрождения, Древней Руси, наконец, исключительная роль мотива памяти как торжества человека над смертью.

Поэзия Иванова зачастую перегружена филологической ученостью и трудна для восприятия; его стиху присуща пышная красочная и по-своему оригинальная архаическая лексика, сложные инверсии, тяжелая медлительность и «густота» стиха, в котором сделана попытка воплотить некую идею «вечного» русского языка «от Иллариона и Епифания Премудрого до словаря Даля». Россия редко появляется в стихах В. Иванова, чаще мы встречаем в них картины античности, итальянский пейзаж, горы и моря Южной Европы — его творчество иногда определяется как «скитания славянина по чужим странам и дальним векам».

События 1904 — 1906 гг. во многом повлияли на творчество В. Иванова. В цикле стихов «Година гнева» (вошедшем впоследствии в книгу «cor ardens») они осмысляются как некий переломный в истории России момент, после которого ей, прошедшей через горнила войны и революции, суждено возродиться вновь.

Несмотря на победу «царства тьмы», поэт хочет верить в конечное торжество справедливости, что и находит выражение в строках, заимствованных из Пушкина.

В цикле «Година гнева» В. Иванов одним из первых поставил проблему исторического возмездия, впоследствии разработанную А. Блоком. Она осмысляется поэтом как народная месть «насильникам» за причиненное ими зло:

В цикле «Година гнева» индивидуалистическое равновесие поэтического сознания, высоко ценимое В. Ивановым, разрушается вторжением неожиданных «мирских» мотивов. Перед поэтом встает вопрос: чем должно быть искусство — «таинственно-богослужебным ритуалом» или воплощением «житейского и повседневного»? Поэт оказывается лицом к лицу с дилеммой, решить которую он пытается в течение всей последующей жизни. Свои сомнения он сжато излагает в предисловии к сборнику «Нежная тайна. — Лепта» (1912), с горечью признаваясь в неумении найти ответ: «Озирая все, собранное вместе в одном издании, автор первый смущен сопоставлением столь различного. Некоторые страницы книжки изображают созерцания, несомненно выходящие за пределы поэзии, понятой как ars profana — как художественно-мирское, а не таинственно-богослужебное. Другие, напротив, являют, по-видимому, вторжение в округу искусства такой обыденности, которая может показаться «внешнею» — profana — артистическому Парнасу. Одни — скажет его суд — посвящены предметам, недоступным Музе по своей возвышенности или «запредельности», другие — недостойными ее по непосредственной близости к житейскому и повседневному».

После 1917 г. В. Иванов некоторое время преподавал в Бакинском университете, был профессором классической филологии. В августе 1924 г. он эмигрировал и поселился в Риме, где принял католичество, чтобы, как он говорил, стать «до конца православным». Читал лекции по русской литературе и языку в университете города Павии. В эмиграции он продолжал писать стихи. Последний его сборник — «Свет вечерний», вышедший через тринадцать лет после смерти поэта, свидетельствует о том, что проблемы художественного синтеза «житейского и повседневного» с «возвышенным и запредельным», соотношения истории и искусства, вставшие перед ним еще в 1905 г., продолжали волновать его до конца жизни.

Вячеслав Иванов прожил восемьдесят три года, став свидетелем важнейших событий русской и европейской истории конца XIX и первой половины XX века. Он близко наблюдал жизнь Европы, был блестящим знатоком ее культуры. В поэзию он пришел сравнительно поздно, но именно стихи — главное в наследии В. Иванова; именно они чутко фиксировали повороты в его духовном развитии и тем самым наиболее полно отразили эволюцию его личности[3].

«Резонансные дискуссии и мировоззренческие идеи»

Основных представителей Московского Религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьёва» посвящена идейной эволюции представлений основных членов МРФО в ходе наиболее резонансных общественных дискуссий того времени. Выявлены общие мировоззренческие идеи, транслируемые членами МРФО, определён их вклад в развитие российской общественной мысли начала XX века. В параграфе 2.1. «Первая русская революция в оценках представителей МРФО» проанализирована идейная эволюция членов МРФО по наиболее злободневным проблемам периода первой русской революции,  обсуждаемым всем российским обществом, прежде всего российской интеллигенцией: о развитии революционного процесса в России, причинах первой русской революции, перспективах демократического устройства и роли политических сил, государственно-церковных отношениях и преодолении духовного кризиса.  Проведённый анализ позволяет автору исследования утверждать, что кризис российского абсолютизма представлялся членам МРФО в качестве главной причины первой русской революции. Критика российского самодержавия выстраивалась на основе апеллирования к общехристианским ценностям, содержала требования отмены смертной казни, отделения церкви от государства; изменения формы правления, системы собственности и решения аграрного вопроса в России. Вкладом МРФО в развитие резонансной общественной дискуссии о возможностях развития демократии в России можно считать: идею создания российской декларации прав, анализ ментальных преград и обоснование необходимости десокрализации государственной власти, осмысление полисемантичности термина «демократия» и его социальных угроз, концепцию развития демократической этики в России, а также разработку основных теоретических положений христианского социализма и социальной утопии об объединении российского анархизма, социал-демократии, и либерализма на основе христианской веры. В результате обсуждения сущности и путей выхода из духовного кризиса в России, представители МРФО предложили две принципиально новые концепции: «новое религиозное сознание», в основе которого лежала осознанная, деятельностная вера и «новая интеллигенция», базировавшаяся на идеале социального служения. В период 1905–1907 годов был заложен основной круг проблем и общие мировоззренческие идеи, среди которых: духовная революция, демократия, объединение всех политических сил под «знаменем» православия, независимая и обновленная Церковь, интеллигенция как духовная элита России.

«В поисках выхода из кризиса»

Представлена идейная эволюция членов МРФО по наиболее острым вопросам выхода из системного общественного кризиса России в период 1908–1914 годов. В результате анализа  автор настоящего исследования приходит к выводу о том, что наиболее значимыми достижениями МРФО стали: развитие идеи о движущей силе разночинной интеллигенции в первой русской революции, о влиянии на её ход ментальных факторов и глубинных исторических предпосылок, детерминированных спецификой авторитарной, патерналистской системы. Члены МРФО доказывали метафизическое содержание революционного процесса, духовную неготовность российского общества к утверждению республики де-факто, необходимость развития интенсивного экономического пути в России, неэффективность работы Государственной Думы и другое. Центральной мировоззренческой идеей МРФО рассматриваемого периода стала социальная мечта об определении единого вектора общественного развития под знаменем православия и обретении обновлённой РПЦ доминирующего положения в общественной жизни. Вклад членов МРФО в церковно-обновленческое направление общественной мысли в России создавал, с одной стороны, перспективы для модернизации российского православия, его приспособления к социокультурным особенностям развития российской общественности новой эпохи, с другой, перспективу нового церковного раскола в России.

Анализ концепций «нового религиозного сознания» и «новой интеллигенции» приводит к пониманию, что главной идейной основой МРФО было осознание себя идеологами новых социально-преобразующих идеалов,  которые должны были получить распространение среди определённой части отечественной интеллигенции, приобрести постепенное развитие в её широких кругах, а потом и во всем российском обществе.

«Дискуссионные проблемы 1914-1918 годов»

Прослежено развитие взглядов наиболее активных членов МРФО по дискуссионным проблемам, вызванных началом Первой мировой войны и революционными событиями 1917 года. Основные положения во взглядах членов МРФО позволяют констатировать: члены МРФО в 1914–1918 годах неизменно поддерживали лозунг, призывающей к ведению войны до победного конца, центральное место в оборонческой позиции получили идеи священной миссии России в Первой мировой войне и различные варианты национальной идеи России.

Если Февраль 1917 года члены МРФО встретили с воодушевлением и надежной на реализацию в России демократического устройства, то к Временному правительству они выражали скептическое отношение, проявляя определённые надежды на созыв Учредительного собрания. Октябрь 1917 года они восприняли, как насильственный, нелегитимный переворот, величайшую историческую трагедию. В этот период МРФО внесло существенный вклад в развитие концепций русского мессианизма и трактовки прихода к власти большевиков как государственного переворота[4].

Таким образом, фундаментальным принципом функционирования МРФО изначально являлась его идейно-политическая открытость, плюрализм мнений и оценок. Каких-либо идеологических ограничений для участия в публичных заседаниях не существовало, благодаря чему Общество стало своеобразной площадкой для интеллектуальных споров и духовного поиска. Становится понятным, что Общество не было лишено административного центра, но вместе с тем порядки в нем оставались довольно демократичными, особенно относительно публичных заседаний. МРФО не имело единой программы и создавалось именно для поиска, создания и дальнейшего практического воплощения в жизнь цельной общественно-политической концепции приверженцев философского наследия Владимира Сергеевича Соловьёва. В силу того, что участниками данного предприятия изначально стали люди принципиально разного мировоззрения, которые рассматривали свое участие в работе Общества как возможность продвижения собственных взглядов, поиск единой идейной платформы данного объединения в известных большинству читателей исторических событиях не имел перспективы.

Открытые заседания МРФО собирали огромные, по нескольку сотен человек, аудитории, а количество членов Общества за год выросло до трехсот. А в 1907 году при МРФО был открыт Вольный богословский университет.

Учитывая многочисленность состава и разнообразие форм работы Общества, можно дать точную характеристику его деятельности, поэтому, говоря о МРФО, следует различать его ядро и остальных членов – идейно пестрое и разнородное образование. Характеристика любой крупной разветвленной неоднородной организации – это всегда описание наиболее ярких и значимых ее элементов. Московское религиозно-философское общество памяти Вл. Соловьева ставило перед собой цель духовного возрождения общества – то, что позже С. Н. Булгаков назвал «светским пастырством», «проповедью веры в среде одичавшего в безбожии русского общества». Лекции, заседания, семинары МРФО должны были служить укоренению христианского идеала в общественном сознании и последующей его реализации во всех сферах жизни: экономической, политической. В целом МРФО было православно ориентированной организацией, в отличие от Петербургского религиозно-философского общества (ПРФО), где вопросы взаимоотношений с церковью ставились острее, возможно, унаследовав данную черту от Собраний, с которыми оно было органически связано с и даже оценивалось некоторыми современниками как их продолжение. В отличие от ПРФО в Московском обществе не были сильны «реформаторские» настроения по отношению к Церкви. Для МРФО религиозно-общественным идеалом были такие социальные отношения, при которых Церковь становилась активной и наиболее значимой силой в социальном и культурном строительстве. Но при этом для обоих Обществ был характерен пафос общественного служения, социального строительства, основанного на христианских заповедях, стремление к целостному восприятию мира, синтезу различных областей знания: религии, науки, искусства.

Целеполагание МРФО оказалось заведомо тупиковым и обречённым на ограниченность возможностей, поскольку большинство направлений общественной мысли того времени в организационном отношении опережали развитие МРФО, получив практическое оформление в деятельности политических партий и общественно-политических движений.

Заключение

Несомненно, тема Первой мировой войны, зазвучавшая с новой силой в последние годы, оставляет пока больше вопросов, чем ответов, но изучение этого вопроса сегодня стало «делом чести», поскольку многие исторические открытия, сделанные на материале войны, позволяют по-новому взглянуть не только на жизнь нашей страны, но и на всю мировую историю. Сложно представить русского человека, который не откликнулся всем своим сознанием и душою на ужасы тех лет, нам же, потомкам, дан шанс оценить масштаб этого отклика, оценить и выучить урок, чтобы не повторить случайно или намеренно подобных ошибок.

Деятельность Московского религиозно-философского общества во многом выражала идеологические взгляды той части общества, которая выступала за «войну любой ценой», но это был не бездумный популизм, призванный завоевать внимание общественности. Такие взгляды основывались на стройной идеологической концепции великого мессианства России и русского народа, духовного величия и благородства, предопределенности русской судьбы как спасителя мира. Прочный сплав «авторского» православия и передовых философских взглядов породил идеологию сильную, но мало перспективную, поскольку ориентирован был на идею служения и мессианства, которая, в конечном итоге, не нашла оправдания страшным потерям в Первой мировой войне. Общество, которое служило идеологической опорой военным догматам, к несчастью, не выдержало проверки действительностью, которая оказалась во много раз страшнее, чем слова об идеале служения.

В ходе работы по сбору материала нами были решены поставленные задачи, поэтому можно считать, что заявленная цель достигнута – выявлены основные идеологические позиции общества в период его существования, рассмотрены взгляды участников общества на культурно-исторические события начала ХХ века, прежде всего – на Первую мировую войну.

Вместе с тем, тема предоставляет широкий простор для дальнейшего исследования, имея много «белых мест», что позволит нам продолжить работу над нею.

Библиографический список